"Затерянная улица"
Я люблю этот город, который когда-то был центром купечества, стоявшим на Этой реке. Я люблю бродить по этим узким улочкам, спускающимся с холма к набережной, где до сих пор остались старые пакгаузы и полуразвалившиеся коробки складов судоходных компаний.
Брожу по этим узким улочкам и вдыхаю тонкий аромат запустения и забвения, веющий от осыпающейся краски на стенах домов, стоящих почти везде вплотную друг к другу на этих извилистых улочках, змеящихся к пристаням.
Если идти вниз по одной из улиц, в истоке которой стоит потрепанная временем, облупившаяся церквушка, названия которой я никогда не знал, и держаться правой стороны улицы, то между этак десятым и одинадцатым домом есть промежуток шириной этак в полметра, закрытый высоким деревянным забором. Там слева две доски выломаны и если протиснуться в щель, - а мне, с моим наметившимся брюшком это довольно непросто в последнее время, - то попадаешь в замкнутое, загаженное местными алкоголиками пространство, замкнутое глухими стенами справа и слева, забором сзади и кирпичной стеной метра этак три, полузаваленной обломками камня. Надо, осторожно цепляясь за выбоины в кладке, вскарабкаться вверх и тогда, по ту сторону стены обнаружится улица. Потерянная улица.
Когда город перестраивался на рубеже веков, эту Потерянную улицу закупорили с обеих сторон два здания. С того времени утекло много воды и сейчас даже местные старики не помнят о том, что такая улица существовала.
На этой улице, как обнаружит отряхивающийся от пыли искатель приключений, перебравшийся через стену, все здания с глухими стенами. Кое где видны замурованные окна и двери, когда-то ведущие в дома. Те же окна, что еще целы, находятся высоко и вид вниз оттуда загораживают ящики с цветами и массивные карнизы.
На эту узкую мостовую, засыпанную вековой пылью, редко падают лучи солнца, поэтому, когда везде день, -здесь сумерки, а ветер по какой-то загадочной причине всегда дует в лицо и швыряет пригоршнями эту старую, одичавшую без человека пыль.
На Потерянной улице есть несколько заброшенных и развалившихся домов, куда невозможно попасть никак иначе кроме как отсюда. Я люблю один из них, сплощь окруженный глухими стенами соседних домов. Его верхний этаж полностью развалился, второй - завален обломами, так, что туда не попасть изнутри, но первый этаж цел. Единственная дверь, сохранившаяся на улице ведет именно сюда, в эту чудом уцелевшую комнату. Здесь стоят пара стульев, комод, из которого вынуты все ящики, уродливая ржавая железная кровать и темный, припорошенный многолетней пылью и укутанный паутиной черный сундук, окованный позеленевшими от времени медными полосами.
Я всегда стою здесь, в этой комнате в доме на Потерянной улице, курю трубку и задумчиво гадаю, какие секреты хранит старый сундук, но никогда не решаюсь потревожить его сон. И когда трубка докурена, я бросаю ему прощальный кивок, выхожу наружу и выбиваю трубку о торчащую из стены деревянную балку. А потом я неспеша иду по улице, и ветер дует мне в лицо, швыряет пригоршни пыли, прощаясь со мной до следующего года.
Я люблю этот город, который когда-то был центром купечества, стоявшим на Этой реке. Я люблю бродить по этим узким улочкам, спускающимся с холма к набережной, где до сих пор остались старые пакгаузы и полуразвалившиеся коробки складов судоходных компаний.
Брожу по этим узким улочкам и вдыхаю тонкий аромат запустения и забвения, веющий от осыпающейся краски на стенах домов, стоящих почти везде вплотную друг к другу на этих извилистых улочках, змеящихся к пристаням.
Если идти вниз по одной из улиц, в истоке которой стоит потрепанная временем, облупившаяся церквушка, названия которой я никогда не знал, и держаться правой стороны улицы, то между этак десятым и одинадцатым домом есть промежуток шириной этак в полметра, закрытый высоким деревянным забором. Там слева две доски выломаны и если протиснуться в щель, - а мне, с моим наметившимся брюшком это довольно непросто в последнее время, - то попадаешь в замкнутое, загаженное местными алкоголиками пространство, замкнутое глухими стенами справа и слева, забором сзади и кирпичной стеной метра этак три, полузаваленной обломками камня. Надо, осторожно цепляясь за выбоины в кладке, вскарабкаться вверх и тогда, по ту сторону стены обнаружится улица. Потерянная улица.
Когда город перестраивался на рубеже веков, эту Потерянную улицу закупорили с обеих сторон два здания. С того времени утекло много воды и сейчас даже местные старики не помнят о том, что такая улица существовала.
На этой улице, как обнаружит отряхивающийся от пыли искатель приключений, перебравшийся через стену, все здания с глухими стенами. Кое где видны замурованные окна и двери, когда-то ведущие в дома. Те же окна, что еще целы, находятся высоко и вид вниз оттуда загораживают ящики с цветами и массивные карнизы.
На эту узкую мостовую, засыпанную вековой пылью, редко падают лучи солнца, поэтому, когда везде день, -здесь сумерки, а ветер по какой-то загадочной причине всегда дует в лицо и швыряет пригоршнями эту старую, одичавшую без человека пыль.
На Потерянной улице есть несколько заброшенных и развалившихся домов, куда невозможно попасть никак иначе кроме как отсюда. Я люблю один из них, сплощь окруженный глухими стенами соседних домов. Его верхний этаж полностью развалился, второй - завален обломами, так, что туда не попасть изнутри, но первый этаж цел. Единственная дверь, сохранившаяся на улице ведет именно сюда, в эту чудом уцелевшую комнату. Здесь стоят пара стульев, комод, из которого вынуты все ящики, уродливая ржавая железная кровать и темный, припорошенный многолетней пылью и укутанный паутиной черный сундук, окованный позеленевшими от времени медными полосами.
Я всегда стою здесь, в этой комнате в доме на Потерянной улице, курю трубку и задумчиво гадаю, какие секреты хранит старый сундук, но никогда не решаюсь потревожить его сон. И когда трубка докурена, я бросаю ему прощальный кивок, выхожу наружу и выбиваю трубку о торчащую из стены деревянную балку. А потом я неспеша иду по улице, и ветер дует мне в лицо, швыряет пригоршни пыли, прощаясь со мной до следующего года.